Знаки Лантимоса: «Виды доброты» и страсти Эммы Стоун
В международном цифровом прокате можно встретить «Виды доброты» — новый фильм Йоргоса Лантимоса. Абсурдную трехчасовую трагикомедию лидер греческой странной волны написал вместе с давним соавтором Эфтимисом Филиппоу, с которым не работал после «Лобстера» — когда начал активно покорять Голливуд. Однако, кажется, вернулся к истокам — правда, с производственными мощностями Фабрики грез: в главных и не очень ролях — Эмма Стоун, Джесси Племонс, Уиллем Дефо, Маргарит Куэлли, Хантер Шафер и другие. В чем заключается доброта режиссера, размышляет Алексей Филиппов.
Не прошло и года с триумфа «Бедных-несчастных» на Венецианском кинофестивале, как Йоргос Лантимос привез в Канны новую работу — триптих «Виды доброты». Учитывая, что на 2024-й уже запланирована премьера фантастической комедии «Бугония», производительность греческого режиссера поражает — если не сказать, пугает. Ведь большинство его работ не разговорные драмы пространного или нарциссического характера, разыгранные в будничных интерьерах, как у Хон Сан Су или некогда Вуди Аллена. Даже в компактных «Видах доброты», где практически не меняется «труппа» — примерно восемь ключевых артистов — Лантимос запарился с мебелью, картинами и зданиями, чтобы кадр ломился от контекстуальных подмигиваний и смысловых оттенков. Казалось бы, привычное для любого уважающего себя постановщика внимание к деталям. Если бы постановщик не стремился максимально размыть связь между тремя сюжетами.
Читать Сахар и насилие: рецензия на «Бедных-несчастных»
Итак, история первая. Архитектор Роберт (Джесси Племонс) уже десять лет доверяет начальнику Рэймонду (Уиллем Дефо) любые решения в жизни: что надеть, сколько весить, как долго читать перед сном «Анну Каренину», заводить ли детей с супругой Сарой (Хонг Чау). Взамен босс одаривает его ценными артефактами — вроде шлема трехкратного чемпиона «Формулы-1» Айртона Сенны или ракетки Джона Макинроя, разбитой во время матча 1984 года. Их отношения портятся, когда Роберт отказывает боготворимому шефу в просьбе: дождаться на перекрестке определенного автомобиля и протаранить его. Вернее — первый раз врезается недостаточно сильно, а повторять смертельный номер трусит — якобы, опасаясь за здоровье второго водителя. Оставшись наедине с кошмаром постоянного выбора, архитектор начинает калечить себя и ищет способ вернуть расположение патрона.
Во втором сюжете полицейский Дэниел (Племонс) переживает исчезновение жены Лиз (Эмма Стоун) во время морской экспедиции. Он видит её черты в лицах задержанных, уплетает шоколадный торт, который бы не купил при супруге, предлагает семейной паре друзей пересмотреть после ужина домашнее видео их свингерской вечеринки. Когда Лиз всё-таки чудом находят живой и невредимой, в отличие от коллег, Дэниел подозревает неладное: благоверная не помнит его любимую песню, спокойно ест раньше вредный для нее шоколад и с трудом влезает в туфли, которые еще недавно были как раз.
Читать Чем запомнился Каннский кинофестиваль — 2024
Наконец, третий сюжет — наиболее живописный странностями. Эмили и Эндрю (Племонс и Стоун) разыскивают девушку, которая способна воскрешать мертвых наложением рук. Одетые в брючные костюмы и шлепки на босу ногу, они разъезжают по штату в интересах загадочного секс-культа под руководством Оми (Дефо) и Аки (Чау). В их учении особое место занимают влага: все пьют из одного резервуара, наполненного то ли слезами основателей, то ли водой с их примесью, а искупление грехов проходит через изнуряющие сеансы в бане (скверна выходит с потом).
Сквозным персонажем трилогии выступает загадочный Р.М.Ф. (Йоргос Стефанакос), который дарит название каждой новелле: «Смерть Р.М.Ф.», «Р.М.Ф. летит», «Р.М.Ф. ест сэндвич». В первой его должен протаранить Роберт, во второй он оказывается пилотом вертолета, спасшего Лиз, в третьей его воскрешает ветеринарка Рут (Маргарет Куэлли), у которой действительно оказывается невероятный дар. На многочисленные вопросы Лантимос лишь с улыбкой отвечает, что Р.М.Ф. помогает связать новеллы, а кто это — каждый может придумать сам.
Читать Прощай, речь: о творчестве Лантимоса до «Лобстера»
Не столь буквальных перекличек, конечно, больше: от функциональных сходств в ролях (Дефо, например, везде играет отцовскую фигуру) до появления домашних животных и неизбежного разговора о снах — пророческих, абсурдных или вспомогательных. Например, Роберт в деталях видит утреннюю ссору с боссом, Лиз попадает в мир, где люди стали питомцами собак и питаются только шоколадом, который тем нельзя, а Эмили узнает, как найти волшебную девушку. Или персонажи Племонса, награжденного актерским призом Канн, систематически отрекаются от чуда: радости выбора, воскрешения жены, доверия интуиции. Или героини Стоун влипают в ситуации с двойничеством: её Рита в первой новелле становится, по сути, заменой «своенравного» архитектора в коллекции Рэймонда, у Лиз буквально оказывается «копия», а у воскресительницы Рут есть сестра-близнец Ребекка.
Всё это не то чтобы удивительно для зачастую абсурдистского кино Йоргоса Лантимоса, который на заре карьеры любил доводить до крайности какую-то одну идею. В «Клыке» было достаточно изобразить семью, придумавшую свое значение словам (фактически — альтернативный язык), чтобы один из базовых институтов начал трещать по швам. В «Лобстере» — придумать запрет на одиночество с последующим обращением «нарушителей» в животное на выбор, чтобы культ любви и кризис доверия обрели яркость древнегреческой трагедии. В «Видах доброты» логика фатума — не это ли расшифровка одной из букв в имени Р.М.Ф.? — задается и функциональностью персонажей с ситуациями, и надрывающейся клавишей Джерскина Фендрикса. И все же для такой детализации сюжетов и почти трехчасового хронометража — довольно хилый шов.
Что же еще объединяет истории о (не)случившемся чуде и скоростную, но скрупулезную работу Лантимоса над фильмом? Детали, мелочи, знаки. Их ищут персонажи, желая обрести душевный покой или не желая смиряться с положением дел. Их громоздит Лантимос, будто стремясь к концентрации пропагандистского шума, когда уже не столь важна логика, сколько вера: в невозможное, в интерпретацию, в эмоциональную правду, в схематичный образ. Ему не нужно расшифровывать Р.М.Ф. или наводить дополнительные мосты между сюжетами, потому что они всегда — в глазах смотрящего. Не исключено, что «Виды доброты» — это многоэтажная отповедь синдрому поиска глубинного смысла, в кино и жизни. Так ли это на самом деле, захватят ли собаки мир, стоило ли этому посвящать трехчасовое полотно с голливудскими звездами? Р.М.Ф. его знает.
«Виды доброты». Трейлер на английском языке
